Интервью с Наргиз Закировой

В телешоу «Голос» она с первого же «слепого» прослушивания покорила и членов жюри, и зрителей. Многие искренне считают, что в том сезоне, несмотря на результаты голосования, победила именно Наргиз Закирова. А сама она с достоинством принимает тот успех, который обрушился на нее лишь в 43 года…

Наргиз Закирова родилась в 1970 году в Ташкенте. В 1995 году эмигрировала в США. Работала продавцом в видеосалоне, в тату-салоне. «На сцену я вернулась в тот самый день, когда познакомилась с будущим мужем Филиппом. Друзья попросили меня спеть песню, а когда я закончила, ко мне подошёл хозяин ресторана и предложил работу. И я стала выступать в одном ресторане вместе с Филом. Потом поженились. Уже 15 лет вместе. У меня трое детей, и все от разных мужей. Дочь Сабина, сын Ауэль и дочка Лейла».

— …Я не всегда была такой, как теперь: бритой и в татуировках. В школе я была тихой и скромной девочкой, очень стеснительной и закомплексованной. Моя мама всю жизнь рассказывала мне одну историю: «Ой, доченька, какая ты у меня была страшненькая! До года я тебя боялась людям показывать. А в два годика ты вроде как стала хорошенькая, и, когда мы гуляли с тобой по улице, люди уже говорили: какой милый ребёнок!» Но поскольку она мне так часто повторяла, какая я была страшненькая, — я в это, в конце концов, поверила. В подростковом возрасте ужасно страдала, что у меня тонюсенькие ножечки и большущий рот — всё время поджимала губы, чтобы они казались тоньше. Одноклассники добавляли масла в огонь, называли меня мухой и всячески глумились. И я смирилась, что я такой… уродец.
Но буквально в один день всё изменилось. В 15 лет я поехала на песенный конкурс в Юрмалу, эго было в 1986 году. Получила приз зрительских симпатий, и вот тут отношение ко мне кардинально поменялось! Потому что все те, кто называл меня ещё совсем недавно страшной, признали самой красивой. Одноклассники неожиданно меня полюбили, начали набиваться в друзья-подружки, учителя, которые до того ненавидели и прессовали, принялись заявлять, что я гордость школы. И такая была во всём этом фальшь…

— Один американский писатель попросил своих 40-летних соотечественников написать советы поколению 30-летних. И получил шквал откликов. Самые популярные советы были такого рода: не тратить деньги впустую и откладывать сбережения, следить за здоровьем, не общаться с теми, кто неприятен… Какой совет дали бы вы?

— Хотите мой совет? Пожалуйста. Я бы посоветовала не следовать никаким советам! Особенно тем, что касаются накопления денег. У меня деньги вообще не держатся. Я никогда не умела копить, и это не мешает мне чувствовать себя полноценным человеком. Так что я вообще отклоняю этот пункт. А насчет того, что не стоит общаться с теми, кто тебе неприятен… Так это в любом возрасте актуально!

— Но себе-то вы могли бы дать совет? Скажем, от чего бы вы сейчас могли уберечь Наргиз, которой только-только исполнилось 18- 20 лет? От каких ошибок, заблуждений?

— Ой, нет! Никаких ошибок не было. А ведь чего я только тогда не творила! Я смеюсь, но больше горжусь собой, потому что всё было достаточно смело. Так что посоветовала бы Наргиз продолжать в том же духе и не останавливаться. В 18 лет я родила дочь, уже добилась популярности в Узбекистане. И знаете, что ещё? Вспоминаю все мои безумные приключения и понимаю: я так и застряла в этом возрасте. И это хорошо! Я верю, что в каждом из нас глубоко внутри сидит ребёнок — своеобычный, талантливый, свободный от всех стереотипов. И его важно всеми силами сохранить, не загнобить. Правда… когда этот ребёнок выскакивает, всё очень здорово происходит, а потом он прячется или засыпает. И вот когда беда…

— А эмиграция в Америку, на которую вы решились почти двадцать лет назад, — это было ради того, чтобы сохранить в себе этого ребёнка или это был кувырок через голову, пока он спал?..

— В том-то и дело, что тут я ничего не решала, меня взяли за шкирку и поставили перед фактом: едем в Америку. Туда, где жил папин брат — это он уверил родителей, что там нам будет во всех отношениях лучше. И мама была убедительна: «Наргиз, с твоим характером, твоей внешностью тебе именно в Штатах надо жить».

— Мама была права?

— Как сказать?.. 1995 год, мы в Нью-Йорке впятером ютимся в крошечной квартире папиного брата… Да ужас был кромешный! Представьте только — я беременна, на руках пятилетняя дочка. И как бы я ни была очарована Америкой, меня откровенно душила ностальгия. Я стала выходить из этого состояния, только когда родила сына Ауэля. Причём вот когда я поняла, что значит выражение «проснулся материнский инстинкт». Меня просто переклинило — я это почувствовала на физическом уровне. Это было таким чудесным открытием! Но в 97-м году в автокатастрофе погиб мой второй муж, Енгур. И это меня снова очень сильно подломило.
Дело в том, что я оказалась в Америке раньше Енгура. Потом, когда он приехал, вдруг возникло ощущение, что это абсолютно чужой мне человек. Вот сразу никак не клеились отношения. Он ушёл жить к друзьям. Это тоже была травма. А однажды он позволил себе ударить меня… И этого я уже не могла простить. Для меня абсолютно дико, когда мужчина бьёт женщину, когда приходит полиция, она лежит в луже крови, с разбитым лицом и кричит: не трогайте его!
Я не понимаю этого. Никак! Поэтому я окончательно поставила крест на наших отношениях. И вдруг Енгур погибает… И меня накрывает ужас: сын остался без отца! А отцом Енгур был просто сумасшедшим.
И вот его не стало, а у меня шок. С одной стороны, ушел страх – я знала, что человек уже не совершит ничего плохого. Но с другой стороны – я смотрела на сына, который на каждый звонок или стук в дверь кричал: «Папа!» у меня сердце разрывалось… Особенно после этой истории я почувствовала – что-то со мной не так. Я никак не могу себя собрать, взять в руки.

— Не обращались к психологу?

— Да, походила на две сессии и поняла, что все, о чем говорит психолог, я знаю сама и мне он абсолютно не помогает. Правда, подсела на антидепрессанты. Мне стало немного полегче. В конце концов, выкарабкалась. Конечно, не без помощи самых близких.

— А кому больше всего благодарны?

— Маме. Больше всего ей. Потому что мама моя — уникальнейшая женщина. Человек абсолютно жертвенный. Она всю жизнь жила и живёт не для себя. Раньше она жила ради меня, сейчас живёт ради моих детей и своего правнука. Она маленькая, худенькая, но настолько сильная духом… Она пережила много страшных вещей, в том числе смертельную болезнь.
В тог момент, когда уже никто не верил, что она будет жить, и врачи разводили руками, мама сказала: «Нет, я ещё поживу!» И сама в это сильно поверила. Это было много лет назад, ещё в Ташкенте. Нам очень повезло с хирургом, который отважился сделать операцию, — он был такой старенький, с толстыми линзами в очках. Помню, как он оперировал маму, а я стояла в коридоре и умирала от страха: что, как? И вот он вышел из операционной и сказал: «Она будет жить».
Я безумно маме благодарна. Она любит меня какой-то нечеловеческой любовью. Это она в меня вдула, вселила любовь, которой я сейчас могу поделиться со своими слушателями. Знаете, как она меня называла и до сих пор называет? Целовальник! Сейчас мама в Америке и с ума сходит по своему правнуку. Она не выпускает его из рук, так что моя дочка Сабина звонит мне и жалуется: «Бабуля даже мне не даёт понянчить Ноя!» Я сама пока лишь виртуальная бабушка. Из-за гастролей совершенно не вижу внука. Дочь показывает Ною мои клипы и говорит: «Смотри, это бабуля!» А на ночь включает мои песни, он под них и засыпает. Но чувствует моё сердце, доберутся мои ручонки, я его заберу в Москву и никому не отдам это сокровище!

— Наргиз, а в профессиональном плане вы сразу нашли себя в Америке?

— Ой, ну что вы! Это произошло только где-то года с 2000-го. До этого, чтобы просто выжить, два года работала продавцом в русском видеосалоне — сын только родился, и муж привозил в салон грудного ребёнка, чтобы я могла его покормить. И только потом потихоньку начала петь в клубах, мне очень повезло, что это были не махровые русские заведения, а клубы с американской публикой. Там же со временем нашла единомышленников. Но самое большое богатство, которое я нашла в Америке, — это мой муж Филипп!

— А кому из трех мужей вы могли бы спеть песню Аллы Пугачевой «Любовь, похожая на сон»?

— Естественно, Филиппу. И только ему. Первые браки… Сейчас понимаю, что это была скорее одержимость какая-то. Нет, не любовь. Первый муж покорил раздолбайством своим. Он был рокером, у него была своя группа в Узбекистане. Безумно красивый, высокий, с длинными волосищами и шикарной фигурой. Он потрясающе пел и сочинял музыку. Я тогда совсем наивная была, слепая — считала, что я для него одна-единственная на земле. А он меня предал — очень грязно, и эта рана не заживала у меня очень долго. Наверное, до того момента, пока я не встретила Филиппа. Причём только с Филиппом я поверила, что есть любовь с первого взгляда и даже с первого звука. Потому что ровно так всё и произошло. Филипп — потрясающий певец! Я вначале услышала и влюбилась в его голос, пошла на звук, а когда увидела обладателя голоса и посмотрела ему в глаза — всё, я растаяла тут же.

Удивительно: мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной был мужчина, который был бы моим вторым «я», просто другого пола. И Филипп именно такой, настолько он мой единомышленник: мы говорим на одном языке и понимаем с полуслова, с полувзгляда. Он для меня как отец, как брат, как родственник, как любовник. Всё, абсолютно всё в этом человеке мне родное.
Сейчас признаюсь вам. В последнее время со мной случаются такие… панические атаки. Вроде бы всё есть: и семья, и дети, и муж любит безумно, и внук три месяца назад родился. И карьера складывается так, как я хотела. Вроде бы, идиллия. И вдруг иногда такая необузданная тоска наваливается! Кажется, что всё плохо, что я не так всё делаю… Так вот, только Филипп меня может вывести из этого состояния. Я набираю его номер телефона, он говорит какие-то абсолютно простые слова, и мне тут же становится лучше!
И я понимаю, я знаю, что это будет навсегда. Я даже так скажу. Помню, как по телевизору во времена моей юности показывали песенные фестивали из итальянского Сан-Ремо и я мечтала: когда вырасту, выйду замуж за итальянца! И что же?! Мечта сбылась.
Может, у него или у меня будут какие-то увлечения. Но так сильно я вряд ли смогу уже полюбить. Не хочу лукавить, бывает – кто-то нравится. Флирт позволять себе можно и нужно. Мой муж, например, любит, когда я флиртую. Он говорит: «Мне нравится реакция мужиков, когда ты начинаешь флиртовать, у меня просто мёд на душе».

— То есть он не ревнует. А вы?

— У меня была ревность поначалу. Страшная ревность. Я пыталась сосредоточить на себе всё его внимание. Сейчас этого нет абсолютно. Наши отношения вышли совершенно на другой уровень. Просто он доверяет мне, и я ему тоже доверяю. Слишком многое нам вместе пришлось пережить…
Я расскажу… Мы только познакомились с Филиппом, и нас просто унесло в эйфорию клубной жизни и беспробудных вечеринок — тусовки, новые друзья, лёгкие наркотики и не очень… Просто безумие какое-то было. Тогда мне казалось, что всё это — источник вдохновения, даёт мне силу, уверенность в себе. Потом я стала замечать, что люди стали отворачиваться от меня, появились проблемы со здоровьем, постоянная депрессия, апатия.
Сначала абсолютно не знала, что делать, как выйти из этого ужаса. Я бросила пить, курить, про наркотики уже и не говорю… Засела дома — читала, смотрела фильмы. Очищалась. Изучала буддизм, читала мантры. Я достаточно серьёзно занималась этим, мне это нравилось. Но потом в Нью-Йорке прошёл ураган «Сэнди», а у меня дома стоял маленький буддистский алтарь, и первое, что снесло ураганом, — этот уголок. И я поняла, что это знак, достаточно…

— А во что вы сейчас верите?

— Я долго искала себя и до сих пор ищу. Забавно, я считаюсь мусульманкой, так как папа у меня из Узбекистана. Но мои родители никогда не были религиозными людьми. Естественно, в Узбекистане мы соблюдали местные традиции, но вели светский образ жизни. И родители никогда не заставляли меня учить Коран и следовать всем канонам только потому, что я узбечка. Сейчас я скорее уж чувствую себя язычницей.

— Что это значит?

— Сказать, что я верю во что-то определенное – в идола, камни, богов, — я не могу. Просто знаю, внутри меня есть твердое знание – где грех, а где его нет. И точно так же считают мои дети, я их этому не учу, они сами всё знают. И я верю, что в природе всё взаимосвязано. Если ты посылаешь что-то негативное во вселенную – скажем, желаешь кому-то зла, завидуешь, гневаешься, — ты получишь это потом так или иначе обратно, причём в разы хуже.

— А что ещё, как думаете, не давало вам в кризисные моменты сломаться, что поддерживало?

— Сама жизнь. Как ты можешь сломаться, когда кто-то там, наверху, дает тебе уникальную возможность жить, просыпаться, видеть снег, видеть дождь, говорить «доброе утро» людям, которых любишь, когда у тебя есть абсолютно всё, чтобы быть счастливой. Как можно сломаться? Со временем я поняла, что можно быть счастливой уже оттого что живёшь, занимаешься любимым делом, общаешься с замечательными людьми. И еще я поняла: я, только я – кузнец своего счастья, причем с громадными бицепсами.

— Есть ли у вас какие-то табу?

— Табу у меня нет. Но есть вещи, которые не сделаю никогда. Я никогда не пересплю с кем-то для того, чтобы стать знаменитой. И не буду встречаться с кем-то из известных людей, чтобы сделать себе пиар. А еще я никогда не сделаю себе силиконовые губы и не буду менять лицо у пластического хирурга.

— Вы против пластических операций?

— Я не против, я очень даже за! Если женщина хочет что-то подкорректировать – пусть делает. Но это не должно быть явно, пусть будет незаметно, не нарочито. Потому что когда кардинально меняешь внешность, есть опасность потерять лицо – во всех смыслах этого слова. Я очень не хочу потерять своё лицо!

— Если вы заметили, в России много женщин около сорока лет — умных, красивых, талантливых, которые хорошо зарабатывают, но они почему-то одинокие. Как думаете, мужчины стали более трусливы — боятся сильных женщин?

— Это не только в России происходит. В Нью-Йорке я тоже знаю немало подобных историй. Да, думаю, всё дело именно в том, что мужчины боятся умных женщин. Но это всегда было, есть, и наверное, будет. Я и про себя могу сказать то же самое — всю жизнь мужики меня боялись. Потом признавались: «Ну, ты всегда была дикой, необузданной». На самом деле просто я была самой собой и не пыталась кого-то из себя корчить. И как видите, моего Филиппа эго нисколько не отпугнуло.

— Вы как-то делите людей на своих и чужих? Кто для вас свои, а кто чужие?

— Человека очень хорошо видно.

— Вы никогда не ошибались?

— О, ошибалась очень много раз и поэтому, наверное, очень хорошо натренировала свою интуицию, которая от природы у меня и так достаточно развитая. Когда я вижу человека, я сразу чувствую, как он ко мне относится, буквально с первых слов. Но при этом чужой для меня — это не тот, кто сделал мне что-то плохое. Чужой — человек другой породы. Я где-то вычитала, что всё человечество делится на две категории. Это духочеловеки и скоточеловеки. В какой бы среде человек ни родился, если он родился скотом, как бы жёстко это ни звучало, — значит, он будет скотом до последних дней. И вот таких я, само собой, обхожу за версту. А бесконечно ценю честность и искренность.

— Наргиз, вы участвовали в проекте «Голос», имея за плечами большущий опыт — музыкальный, жизненный. А как вы относитесь к детскому «Голосу», в котором участвуют совсем маленькие дети? Не рано ли шестилетнему ребёнку выходить на сцену?

— Тут вообще не в детях дело. Смотрите, я практически выросла на сцене, с детства знала, что стану артисткой. В моей семье дяди, тёти, бабушки, дедушки — все артисты, музыканты, художники. Дядю Фаруха с его группой «Ялла» все помнят по шлягеру «Учкудук — три колодца». Моя мама, Луиза Закирова, работала в Ташкентском мюзик-холле и всё время брала меня с собой на гастроли. Любимым спектаклем у меня были «Приключения Синдбада-Морехода», который поставил мой дядя Батыр Закиров вместе с Марком Захаровым. Пока мама репетировала роль невесты, я сама по себе болталась в гримёрках и костюмерных, примеряла на себя платья и туфли на каблуках. Все артисты меня очень любили и называли «дочь полка». В четыре года состоялась моя премьера — я спела песню «От улыбки станет всем светлей». Правда, меня никто не видел, потому что это была песенка кукольного бегемотика Кати, которую я озвучивала за кулисами. Чтобы я не расстраивалась, в конце этого номера мама брала меня за руку и представляла публике. Когда я слышала эти аплодисменты, моему счастью не было предела!

Возвращаясь к проекту «Голос», в нем участвовало много талантливых детей. Девочка Алиса, которая победила в проекте, потом поехала на Евровидение, заняла пятое место. Потом у нее должны были быть гастроли. После восьмого класса меня в школе тоже практически не было – концерты, выступления. И повторяю, это было счастье! Но родители Алисы вдруг объявили, что девочка не будет гастролировать, потому что ей надо учиться в школе. Ей дали конфетку и тут же забрали. То есть так или иначе потом всё упирается на самом деле в родителей.

— У каждого исполнителя есть своя тема, которую он пытается донести своей публике. Вы о чем хотите рассказать в первую очередь?

— Мне в своё время очень понравилась фраза Эдит Пиаф. Когда её спросили, что бы она хотела пожелать маленькой девочке, она ответила: «Любить». А женщине? — «Любить». А пожилой женщине? — «Любить». Мне хочется, чтобы было больше любви. Не любви мужчины к женщине, а глобальной любви. Это единственная область, где я допускаю фанатизм, когда через край. Потому что любви много не бывает.

— Что вас удивляет в людях?

— Много чего удивляет. Но больше всего, наверное, ханжество и неискренность.

— Ваши татуировки — как книга жизни. Вы записываете только счастливые моменты в жизни или…

— Нет, я записываю абсолютно всё.

— У Земфиры была тату «Z», потом она её свела. Есть тату, которые вы хотели бы убрать?

— Нет. Ни одной! Есть татуировки, на которые я смотрю, и мне вспоминаются грустные моменты, не особенно приятные люди. Но как я могу их вывести? Боль, грусть, отчаяние, обиды — ничего не хочу забывать. И ни от чего не откажусь.

Беседовала Светлана Иванова